Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тысяча четыреста девяносто третьем году, сентября семнадцатого, воротился со своими полками в Москву сестрич государя Федор Васильевич, князь рязанский, и московский воевода князь Михаил Колышко-Патрикеев.
На приеме государевом на площади у храма Михаила-архангела, перед боевыми полками, стоявшими в строю, выехали к государю главные воеводы со своими подручными, окруженные полковниками, сотниками и десятниками с саблями наголо.
— Будь здрав, государь всея Руси! — громко приветствовал своего родного дядю князь рязанский, — с «сеунчем» тобя!
Воины, блеснув сталью, разом выхватили сабли и, по-военному четко, прокричали:
— Будь здрав, государь всея Руси!..
Загудели войсковые трубы, барабаны и сурны. Государь выехал вперед и приблизился к рядам воинов.
— Поздравляю тобя, сестрич мой любимый, и тобя, Михаил Иваныч. Послужили вы всей Руси честно, как подобает всякому сыну ее. Будьте здравы вы оба, и все воеводы, и все вои, которые были под вашим началом. Передайте им мой низкий поклон…
Государь, взволнованный, замолчал; молчали и воеводы. Трубы и барабаны тоже смолкли.
Иван Васильевич приподнялся на стременах и, когда все замерло, снял шапку, как снимают ее перед ним простые люди, и громко произнес:
— Челом бью вам, вои православные! Ныне вернули вы святой Руси ее исконные земли…
Опять зашевелились ряды воинов, но в них теперь не было ничего воинского. Просто, как мужики, поснимали они шапки и, перекрестясь, общим гулом ответили государю:
— Помог нам Христос за святую Русь потрудиться, помог свою веру защитить от латынцев…
Государь перекрестился, надел шапку и медленно поехал с площади к своим хоромам…
Смутно почуял он, что произошло что-то новое между ним и народом. Дорогой он думал, что не примет народ никакого еретичества, как не принял и ныне не принимает латинства.
«Благодаря упорству в вере греческой народ сохранил среди ляхов свой русский облик, свой родной язык и свои обычаи…» Не ополячился он, как некоторые из русских князей и бояр. Дорого платил русский народ за свою веру «греческого закона» и ни на какую иную веру и теперь не сменяет ее — пришел к выводу Иван Васильевич и понял, что литовско-русское крестьянство, как и московское, будет и впредь всегда вместе с русскими попами греческого закона и будет против всех еретиков, даже против своего законного государя, ежели тот отпадет от закона греческого.
Иван Васильевич горько вздохнул и прошептал:
— Придется нам с тобой, Феденька, сдаваться на всю волю народов и пойти за невежественными попами, не то народ не пойдет с нами, а проклянет нас и благословит своих же и наших ворогов, которые токмо волки в овечьей шкуре…
Глава 9
На новых торговых путях
Более двух лет прошло со дня заключения князя Андрея большого на «казенках», в подземельях дворцовой церкви Благовещения. Было шестое ноября, с которого начинается ледостав на озерах и реках. Уже к утру начинала промерзать слюда в окнах государевых хором и оттаивала только ко второму завтраку, когда солнце в ноябрьские дня заглядывает в трапезную.
Иван Васильевич сидел за столом с дьяками Курицыным, Майко и с казначеем Ховриным. Государь медленно пил вино, слушая дьяка Курицына, и в задумчивости невольно следил, как утончался ледяной слой на светлеющей слюде.
— Неполадки, державный государь, у нас в торговле с султаном турским Баязетом, — сообщал Курицын. — Пишет тобе Менглы-Гирей, что кафинский и азовский турские паши сильничают над купцами нашими, хватают их вместе с их слугами и велят, яко рабам, тяжкие каменья и песок на собе носить на стройку крепости. Когда ж русские на сих тяжких работах разболятся, паши отбирают у них весь товар. Если купец выздоровеет, ему возвращают только половину его товара, остальное паши беззаконно берут собе, а если русский купец умрет, то весь его товар захватывает собе паша…
— Вот яз и запретил нашим купцам ходить на Азов и Кафу, — перебил дьяка государь. — Ныне же, когда нам надо через новые места к Очакову, в Турскую землю, свои пути пролагать и когда недруги наши — немцы, свеи, Литва с Польшей и Ганза войной нам грозят, у нас на Москве беда — обе казны погорели: и моя и княгини моей… Вот те и новый казенный приказ! — И, обернувшись к боярину Ховрину, добавил: — Сидишь вот ты, главный дьяк нового приказа, един, без рублей, яко воевода без полков…
— Истинно, — печально подтвердил боярин Ховрин, — посылал яз своих подьячих потери казны описать в кладовых-то; бают они, все злато и серебро расплавилось, жемчуга до черноты обгорели, алмазы совсем сожгло. Драгоценные же соболи, горностаи и куницы в прах обратились…
— Н-да-а, — молвил Иван Васильевич, — из богатеев-то мы враз нищими стали…
— Ништо, государь, — бодро произнес дьяк Курицын. — Войско-то у тобя сильней всех иноземных. И хлеба много, как у псковичей… Опять разбогатеем. Деньги — дело наживное.
— Улита едет, когда-то будет, — перебил дьяка Иван Васильевич, — а дорого-то яичко в Христов день…
— О, маловер еси ты, государь и друже мой державный, — с почтительной укоризной шутливо продолжал дьяк Курицын. — Забыл ты, государь, как в марте, четыре года назад, посылал в Югорскую землю к Печоре-реке своего знатного рудознатца Андрея Петрова и в помочь ему — немецких рудознатцев Виктора да Ивана с приставом Васильем Иванычем Болтиным. Забыл ты, как прошлый год был у нас новгородский промышленник, Сысой Левонтич, из посада Неноксы Двинской пятины, баил нам, что рудознатцы нашли серебряной руды много.
— Помню, — усмехнулся государь. — Токмо ведь руду-то возить надо, болванки для денег лить, а из тех болванок рубли рубить. Сие немало время возьмет, и сие дело — тоже «улита», а серебро вот уже третье лето к нам на Москву ползет…
— Неправо ты мыслишь, государь! — загорячился боярин Ховрин. — Не ближний путь ведь до Усть-Цильмы-то. Надобно от Москвы проехать до самого Студеного моря, к посаду Ненокса, куда не меньше тысячи и ста верст. Да от сего посада к Усть-Цильме без одной версты восемьсот верст.
— О сем яз и сказываю, — с раздражением оборвал своего казначея Иван Васильевич, — некогда нам ждать-то, когда нож у горла!..
— Не гневись, друже державный, — вмешался дьяк Курицын, — вспомни, как долго первый груз железа да меди к нам на Пушечный двор везли… А как конный гон и гон на ладьях наладили и стали нам каждый день посылать руду, то и мы на Москве стали ее тоже каждый день получать.
— Верно, верно! — добродушно рассмеялся Иван Васильевич. — Люблю яз разумные речи! А ведь и верно: все так, как вы оба, Федор Василич с Димитрием Володимирычем, баите… Лиха беда начало. Верю, ежели истинно много руды серебряной нашли, будут новые деньги у нас на Москве. Но мы, опричь сего, договорились еще с нашими купцами — сурожанами, кафинцами и с теми, которые торг ведут с китайцами, дабы они серебро в чужеземных странах для нас скупали, елико возможно, в слитках и в изделиях. Они плавают по Дону, по Сурожскому морю и потом на венецейских кораблях свои товары через Босфор и в разные дальние земли возят… Иные-то купцы товары свои возят по Волге и по морю Хвалынскому в басурманские земли: в Шемаху,[156] в Ширван,[157] а на верблюдах в Ургендж,[158] Бухару, Афганистан, страну кизил-башей и через Индийское море на остров Ормузд. Прочтите для сего записки тверского купца Афанасия Никитина «Хождение за три моря». Писание сие вельми поучительно. Помнишь о нем, Федор Василич?
— Помню, государь. Наши гости-купцы записки его привезли из Смоленска, где Афанасий-то возвращаясь в Тверь, преставился… Опричь того, перечту яз и грецкие книги: походы царя Александра Македонского и книгу «Ана базис», сиречь поход десяти тысяч греков из Персии в Грецию… Мыслю, и там можно нешто полезное нам сыскать.
— Добре, добре, — заметил Иван Васильевич, — токмо не откладывайте сего, вборзе все делайте. Помни, Феденька, прожили мы с тобой много больше того, сколь жить нам остается…
— Успеем, государь! — воскликнул Курицын. — Князь Иван Юрьич, Димитрий Володимирыч и яз сам с сыновьями да с некоими из крестовых дьяков и подьячих все в строгой тайне содеем.
— Ты, Федор Василич, подумай с князем Патрикеевым и с нашими богатыми гостями — купцами-сурожанами и с другими об охране сухопутных и водных торговых караванных путей. Подумай, на какие пути сколько стражи из конников давать для караванных дорог и какое каждой снаряженье положить, сколько насадов и судовых воев давать на речные и морские караваны. Пусть еще дьяки с послами нашими постоянными торговые пути сухопутные наметят точно и укажут места, где на станах купцам отдыхать и какие заставы и градки им нужно поставить с крепкой приправой, с питьем и харчем для людей, с кормами для коней, волов, верблюдов и ослов.
- Во дни Смуты - Лев Жданов - Историческая проза
- Черные стрелы вятича - Вадим Каргалов - Историческая проза
- Трон всея Руси - Александр Золотов - Историческая проза
- За нами Москва! - Иван Кошкин - Историческая проза
- Пятая труба; Тень власти - Поль Бертрам - Историческая проза